Согласно А. Крёберу, образцы искусства, религии, философии, технологии и науки регулярно появляются и исчезают зачастую независимо от сознания представителей данных культур. Он, в частности, показал, как с периодичностью в 300 лет менялся стиль одежды на Западе, а именно ширина и длина юбки, величина декольте. 

В более поздней работе, которая стала венцом его карьеры, А. Крёбер попытался выявить "общие черты развития" или "конфигурации" в филологии, скульптуре, живописи, драме, литературе и музыке Египта, Месопотамии. Индии, Японии, Греции, Рима и Китая. К несчастью, его усилия обернулись провалом: он не обнаружил никаких свидетельств существования какого бы то ни было закона, ничего циклического, регулярно повторяющегося или неизбежного. В конце концов, Крёбер признал, что ни культурный образец, ни конфигурация непригодны для того, чтобы выступать в качестве универсалия культуры, хотя бы и для сравнительного изучения. 

Среди американских антропологов наиболее известным теоретиком, выдвинувшим 
концепцию паттерна культуры (культурного стереотипа), была Рут Бенедикт. Исходя из 
концепции конфигурационализма, Бенедикт предположила, что целостные культуры могут быть описаны с использованием одной или двух преобладающих психологических характеристик. 

Основная тема ее работы такова: из бесконечного разнообразия вариантов поведения представители каждой отдельно взятой культуры выбирают те, которые впоследствии характеризуют их сообщество. При этом культуры представляют собой случайное скопление элементов (или характерных черт), проникающих друг в друга. Эти элементы затем модифицируются и формируют более или менее согласованный стереотип мышления и поведения. 

И Крёбер и Бенедикт испытали серьезное влияние Ф. Боаса - человека, которого принято называть основателем американской антропологии. Боас полагал, что культуры являются результатом процесса диффузии и не имеют отношения к эволюции. Следовательно, содержание любой отдельно взятой культуры - всего лишь сумма характерных черт, которые были привнесены из других культур. Тем не менее, эти черты быстро приобретают форму, соответствующую новому для них содержанию культуры, и становятся частью интегрированного целого. В результате, каждая культура обладает особыми характеристиками, которые формируют культурную самобытность. 

Хотя такой подход, который принято называть конфигурационалистским, давно себя исчерпал, идея о том, что культуры складываются из отдельных независимых элементов, все еще жива. 

В ходе упоминавшейся уже дискуссии о культурных единицах помимо названия такой гипотетической универсалии было принято ещё одно соглашение – о том, что поскольку культурные процессы можно структурировать по меньшей мере как двухуровневые, то соответствующие единицы должны тоже иметь два уровня организации. Так появилось положение о единицах нижнего и высшего уровня.

Единицы нижнего уровня. 

В качестве примера единиц нижнего уровня можно привести такие понятия как "элементы", "характерные черты", "привычки", "идеи", "верования", "ценности" и "нормы". 
Л. Морган полагал, что культурная эволюция развивается за счет таких характерных черт, как освоение огня, лука и стрел, одомашнивание животных. Несколько позже антропологи Р. Наролл и Р. Карнейро усовершенствовали описание признаков культурного комплекса, которые сводились к наличию или отсутствию отдельных свойств. Карнейро разработал показатели культурной эволюции, основанные на наличии или отсутствии огромного списка (вначале 358, затем 618) характерных черт культуры. Примерами таких культурных особенностей служит наличие или отсутствие двух или более городов, храмов, изготовления бумаги, механизмов поддержания мира, особых религиозных практик, рынков, сословия ремесленников, календарных систем, арочных конструкций и пр. 

Однако, оговаривая выбор той или иной культурной черты для исследования, Карнейро не определяет, что же именно является и что не является "характерной особенностью или чертой", вследствие чего его подход теряет теоретическое значение, сохраняя свою несомненную эмпирическую ценность. 

Похожая методика составила суть великого достижения Д. Мердока, который создал системный указатель этнографических материалов, позволяющий проводить статистические сравнения специфики культурных моделей (с 1949 года называются кросскультурными исследованиями). Этот справочник периодически корректируется до сих пор и сегодня содержит более 700 тематических категорий. Эти тематические категории, образующие этнографический указатель, формируют перечень культурных черт, которые, по-видимому, приложимы к любому обществу. Безусловно, многие характеристики могут присутствовать в одних обществах и отсутствовать в других. 

У. Дюрэм высказал предположение, что возможная единица культуры должна: 
1) включать информацию, которая фактически или потенциально определяет поведение; 
2) приспосабливать изменчивые величины, вид и способы организации информации; 
3) подразделять на массивы информацию, которая передается в виде различных когерентных, функциональных единиц". 

Основываясь на этих критериях, Дюрэм отверг все термины, за исключением "символа" и "мема". Но термин "символ" широко использовался в антропологии/культурологии в течение многих лет, а некоторые специалисты даже называют себя "символическими антропологами". Может быть Дюрэм потому ещё отказался использовать "символ" как практическую единицу для исследования культуры, поскольку он a priori не однозначен, тогда как у "мема" практически нет дополнительных значений и подобной традиции. Можно добавить также, что, исходя из изначального определения символа, которое дается в английском языке как "нечто, обозначающее или представляющее что-то иное", трудно понять, как культура может состоять из явлений, обозначающих другие явления. 

Конечно, можно оспорить тот факт, что характерные черты, элементы, идеи, символы и т.д. образуют единицы культуры, которые в свою очередь входят в комплекс более крупных культурных паттернов или составляют фон культурной модели, поскольку концепция "единиц культуры" сама по себе является относительно новой. Ведь одно из наиболее ранних упоминаний о "единице культуры" встречается у М. Херсковица ещё в 1945 году. С того времени на подобную роль было выдвинуто около 50 различных терминов и понятий. 

У. Дюрэм и П. Вейнгарт тщательно проанализировали возможность интерпретации 
артефактов, типов поведения или интеллектуального состояния как единиц культуры и 
обнаружили очень серьезные изъяны в каждой из этих категорий. 

Проводя и далее аналогию с биологической эволюцией, можно задать вопрос: что же непосредственно подлежит изменению в ходе изменения культуры? В случае биологической эволюции можно с уверенностью утверждать, что изменения в генотипе вносят изменения в фенотип. Но если какая-либо отдельная культура рассматривается как фенотип, тогда что же будет эквивалентно культурному генотипу? Вероятно, для большинства антропологов культурные элементы или формация этих элементов (культурных образцов, стереотипов, конфигураций и т.д.) и являются объектом изменения. 

Однако поскольку точное определение элемента культуры по прежнему отсутствует, выражение "культурные изменения обусловлены изменениями в элементах культуры" не несет никакой информации. 

Таким образом, получается, что на сегодня выделение самостоятельной единицы культуры не является необходимым для понимания процесса культурной эволюции. Может быть, и сама дискуссия по поводу единиц культуры преждевременна, поскольку, по всей видимости, и дарвиновский анализ эволюции не имеет смысла без учета системы наследования. А стало быть, и выделение систем с единицей культуры и построение моделей, в которых отдельные качества не выделяются, могут послужить основанием для теорий изменения. 

Поэтому, с точки зрения Дюрэма и Вейнгарта, подлинная единица культуры должна 
обладать по меньшей мере следующими свойствами:

1. она "должна существовать на уровне понятия", т.е. воздействовать на поведение и артефакты через процессы, являющиеся культурными аналогами "эпигенетических процессов" - процессов, которые устанавливают связь между генами и фенотипическими эффектами. 
2. истинная единица культуры должна иметь традицию распространения в социуме, так как согласно большинству определений культура есть социально передаваемая информация. 
3.единица культуры должна быть составным элементом более крупной понятийной системы - "культура". 

4. она должна иметь способность к самовоспроизводству.

В свою очередь, последнее свойство должно обеспечивать: 
1) плодовитость или способность к успешному воспроизводству; 
2) жизнеспособность или способность к выживанию посредством самовоспроизводства; 
3) адекватность воспроизведения или способность к воспроизводству с относительной точностью. 

На основании анализа известных моделей культурных процессов Дюрэм и Вейнгарт пришли к выводу, что "ни одна единица, описанная в литературе, не отвечает поставленной задаче" построения концепции культуры и культурной эволюции. В то же время у них так и не появилось серьезных возражений против концептуального членения культуры на дискретные единицы. 

Возможно, наиболее серьезный довод в пользу мема (или другой возможной единицы культуры) состоит в том, что прогресс, достигнутый в понимании культурной эволюции без использования подобной единицы, относительно невелик. 

Мем как единица культуры. 

Ведущими пропагандистами концепции культурной единицы в виде «мема» стали  американский философ Д. Деннет, американский антрополог У. Дюрэм и британский психолог С. Блэкмор, которые признали и энергично отстаивали необходимость использования мема как термина и концепции. Мем описывался с помощью множества разнообразных подходов, что, естественно, осложняло положение. Вероятно, было бы лучше попытаться установить, которое из этих определений может быть полезным для реального введения концепции в научный оборот. 

Одним из самых полных определений мема следует считать определение, данное Доукинсом. Он считал, что: «Мем следует рассматривать как единицу информации, хранящуюся в мозге... подобно генетической информации, содержащейся в ДНК. Его фенотипический эффект, напротив, обращен вовне. Воздействие фенотипа на мем может реализоваться в форме слова, музыки, визуальных образов, стилей одежды, мимики или жестов, навыков, таких, как умение выбить пробку из бутылки или лепить пирожки. 
Они представляют собой внешние проявления - видимые, слышимые и т.д. - существования мема в мозге. Эти проявления, в свою очередь, могут восприниматься органами чувств других индивидов и оставить некий отпечаток в их сознании. Таким образом, копия первоначального мема (причем не обязательно точная) запечатлевается в воспринимающем мозге. Новая копия мема распространяет фенотипический эффект посредством репродукции копий с самого себя в чужом сознании». 

Концепции меметики, в частности, позволяют описывать в терминах генетики размножение, распространение, отбор, мутации и рекомбинации, а также и смерть мемов - этих элементарных единиц, или квантов культуры. Такими информационными квантами – мемами, могут выступать сформулированные идеи, лозунги, религиозные догмы, мода на тот или иной стереотип поведения, музыкальные мотивы, литературные клише и обороты используемые авторами печатных работ и т.д. 

Траекторию жизни мема можно представить по аналогии с траекторией вируса, который может существовать только в клетке инфицированного носителя. Мем тоже может существовать только на определенных носителях, которыми могут быть люди, пресса, книги, звуковые записи, видеозаписи, компьютерные файлы и т.д. Наиболее часто роль переносчика мема выполняет человек. При этом в процессе переноса (инфекции), мем легко может подвергаться перестройке или рекомбинации с другими мемами, обитающими на данном носителе. Естественный отбор сохраняет в данном индивиде в основном те мемы, которые легко им запоминаются, и понимаются другими носителями, вследствие чего они являются наиболее инфекционными. При этом меметика не занимается вопросами истинности или ложности переносимой в мемах информации. Эту проблему решает естественный отбор. 

Но даже при такой, на первый взгляд, почти детальной проработке концепции мема, у ведущих антропологов/культурологов сохранились различные трактовки этого понятия, появление которых говорит о сохранившейся неопределённости в понимании этой гипотетической культурной единицы.

Так, для Деннета мем является "мельчайшей единицей, которая точно и результативно воспроизводит себя". 
Уилсон определяет мем как «...центр пересечения (узел) семантической памяти и его корреляты в деятельности мозга». 
Д. Делюс определяет мемы как "комплексы активных и не активных синапсисов в памяти нервной системы". 
Для А. Линча мемы - это "активно передающиеся идеи", тогда как Г. Грант определяет мемы как образцы информации, передающиеся человеческим разумом. 
Д. Спербер, один из немногих активно занимающийся мемами как единицами культуры, описывал их как "самовоспроизводящиеся (культурные) понятия". 
Блэкмор, которой принадлежит, вероятно, наиболее обширное и содержательное толкование мема, теории мема и "меметики" определяет мем как "программу для реализации поведения, хранящуюся в мозге (или других объектах) и передаваемую путем копирования". Она также приводит определение из нового Оксфордского словаря английского языка: "...мем, существительное, биологич. (сокращенное от маймем ...есть нечто копированное, аналогичное гену). Элемент культуры, который распространяется не генетическим путем, а имитацией". В другом месте Блэкмор описывает мем как "нечто передаваемое с помощью копирования". 

Рассмотрим, в чём же состоят сложности понимания и интерпретации понятия мема и какие проблемы вызывает концепция существования элементарной культурной единицы.

С точки зрения Блэкмор, существуют по меньшей мере три возражения против концепции мема: 
1.) размер, строение и природа мема не могут быть точно определены;

2.) механизм копирования и хранения мемов неизвестен. 

3.) понятие "культурная эволюция" (или "меметическая эволюция") для большинства, скорее, ламаркианское, т.е. основанное на наследовании приобретенных характеристик, чем дарвинистское. 

В некотором отношении мем можно сравнить с ДНК, структура которой не была известна до тех пор, пока в 30-х годах дарвиновская теория эволюции путем естественного отбора не была объединена с генетикой. Однако сама концепция существования информационной самореплицирующейся биомолекулы получила право на существование, хотя фактическая структура её была раскрыта только в 60-ые годы. Исходя из этих соображений, сторонники концепции мема надеются, что будет обнаружен его физический (нейронный) аналог в мозге.

Вполне возможно, что наука о мозге вскоре объяснит, как информация воспринимается и хранится, но пока это произойдет, теоретики мема должны вернуться к традиционной проблеме материи и сознания. То есть, к тому, как может нечто нематериальное (верования, идеи или мемы, если они рассматриваются как нематериальный объект) влиять на нечто материальное, включая сам мозг и результаты его деятельности, выраженные в поведении или артефактах? 

Кроме того, построение концепции мема по аналогии с биологическим механизмом наследования вступает в противоречие с распространёнными эволюционистскими взглядами на развитие культуры. Так, П. Вейнгарт, С. Митчелл, П. Ричерсон и С. Маазен отмечают: "Очевидно, что ламаркианская концепция эволюции представляется более адекватной и многообещающей для воспроизведения культурной эволюции, чем модели традиционного неодарвинизма", поскольку, например, такие приобретенные, а не «врождённые» характеристики, как новые идеи и изобретения, распространяются именно через культуру. 

Все это создает проблему: может ли культура полностью состоять из мемов? Если да, тогда концепцию мема можно признать полезной, хотя в этом случае ее использование должно быть строго ограничено: он может быть признан одной из единиц культуры, но не основной. Было бы полезно поискать и другие составляющие культуры, не передающиеся путем копирования. 

Существуют и иные серьезные проблемы, касающиеся концепции мема (также как и других единиц культуры). Одна из них - проблема бесконечной регрессии. Суть её в том, до каких пор следует проводить деструктуризацию объекта социокультурного исследования или что является элементарным событием или процессом, которому соответствует одна единица культуры.

Скажем, существует ли мем, представляющий религию, а также является ли он единственным для данной религии, например для христианства? И если так, то есть ли особый мем для православной церкви и мемы, отражающие специфику литургии и верований? 

Далее, может ли религия воспроизводиться независимо, например, от своей литургии? Или наоборот, может ли литургия как обряд копироваться независимо от религии в целом? Возможно ли воспроизведение (с погрешностями) ритуальной практики и равно ли это воспроизведению религии? 

Уместен и еще один вопрос: дает ли мем существенное преимущество перед традиционными универсалиями изучения культуры, такими как верования, коллективные представления, ценности или социальные установки? 

Поэтому пока прогнозы, основанные на результатах эмпирических исследований по теории мема, показывают значительные расхождения между ожидаемым и действительным, а за смелой инициативой по продвижению этой теории больше дыма, чем огня. 

Даже на более высоком, философском уровне теория мема - еще одна в длинном ряду попыток укрепить традиционную иудео-христианскую веру в то, что человеческие существа совершенно отличны и полностью отделены от всей остальной природы. В недавнем прошлом и антропологи, и другие специалисты пытались закрепить уникальность человеческого статуса, соотнося с человеком характеристики: "использующий орудия труда", позже - "создающий орудия труда", еще позже - "человек говорящий". Однако все эти отличия утратили четкость, как только стало известно, что и другие животные могут использовать и даже изготовлять орудия труда, а также, возможно, способны использовать рудиментарные формы языка.

Получается, что мем обнаруживается только тогда, когда гоминиды начинают проявлять способность передавать информацию путем копирования. Этим, с точки зрения Блэкмор, человеческая эволюция фундаментально отличается от эволюции других видов. 

Приходится поэтому признать, что вопросы, существует ли такой феномен как культурная эволюция и можно ли его понять, не прибегая к допущению, что культура состоит из дискретных единиц, - особые.

В цивилизациях древних традиционных обществ среди основных регулятивов были ориентации на традиции, преемственность, созерцательность в отношении к внешнему миру. Человек в то время выступал, как правило, элементом в строго определенной системе социальных связей. Отсюда преимущественная ориентация на корпоративность, замедленность темпов изменений, экстенсивность развития. 

В сформировавшейся цивилизации техногенных обществ, идущих по пути научно-технического развития, все эти регулятивы постепенно, но неуклонно оказались вытесненными и замененными на диаметрально противоположные. Приоритет традиции сменился признанием безусловной ценности инновации, новизны, оригинальности, нестандартности. Экстенсивное развитие сменилось на интенсивное. Корпоративность человека была заменена на утверждение полной автономности, независимости личности, полной свободы в выборе человеком своего жизненного пути. Деятельностное отношение к миру стало доминантой нового мировоззрения. 

Особенности новой парадигмы - стремление найти общий язык с противоположной стороной, достичь взаимопонимания, компромисса, согласия воль, мыслей, действий. Выражение этой парадигмы - в системе ценностей, для которой характерны подчеркивание признания самоценности Другого и ценности коммуникативного сотрудничества. 

Коммуникативность разума включает в себя направленность на Другого, самооценку и оценку Другого, диалогичность ума, предполагающую отношения равноценного партнерства, свободу и ответственность участника коммуникации, тяготение к ненасильственным методам воздействия и разрешения конфликтов. 

Очевидна связь этой ориентации с трансформацией отношения человека к природе, к другому человеку, к самому себе. Новая парадигма - парадигма единства человека и 
природы. Ее особенности - признание не только целостности природных экосистем, но и их самоценности. А также - осмотрительность вторжения в природу и поиск динамичного равновесия между деятельностью человека и природными биогеоценозами.

По мнению сторонников этой концепции, мемы подвержены естественному отбору в условиях приспособления к окружающей среде. Именно господством тех или иных мимов объясняются факты социального поведения человека. 

По мысли Доукинса и его последователей, мораль появилась путем естественного отбора соответствующих мемов в первобытном обществе – те стада первобытных людей, которые не культивировали и не передавали мемов коллективизма и альтруизма – не смогли выжить и приспособиться к изменившимся в результате наступления ледникового периода условиям внешней среды. 

Как и любая концепция естественного отбора, концепция мемов затрудняется дать ответ о причинах разной динамики хода социокультурного процесса. Почему в течение десятков тысячелетий существования первобытных племен в весьма тяжелых условиях естественный отбор мемов привел к весьма немногочисленным результатам. И это при том, что всего лишь за сотни лет интенсивного технического прогресса произошло взрывное увеличение разновидностей передаваемых в ряду поколений так называемых "единиц культуры”? Каким образом тогда естественный отбор мемов служит движущей силой технического прогресса? 

Очевидно, что не естественный отбор мемов является причиной прогресса общества, а появление новых мемов, в том числе, в результате прогресса общества, следовательно, на роль движущей силы истории и основы общества мемы и их естественный отбор претендовать не могут. 

Интересной является концепция борьбы нескольких начал в человеке. Например, такими началами считаются желание участвовать в коллективной работе, быть частью чего-то общего, стремление к солидаризму и противостоящее ему желание удовлетворять свои потребности индивидуально, желание быть независимым, своего рода стремление к либерализму. Названия противоборствующих начал могут быть и другими, иногда их прямо называют началами мужскими и женскими, добра и зла и т.д. 

Такого рода солидарно-либеральная концепция или модель объясняет прогресс попеременной победой того или другого начала. Чтобы противостоять вызову внешней среды общество вынуждено сплачиваться, усиливать солидаристские принципы, так как солидарные усилия "мощнее” усилий каждого члена общества поодиночке. 
Но как только с непосредственно грозящей опасностью удается справиться, другое начало, либеральное, начинает все более преодолевать стремление людей к соединенным усилиям, каждый начинает "тянуть одеяло” на себя, причем это сопровождается и определенными успехами, так как либеральные усилия "умнее” солидарных – ведь когда человек работает исключительно на себя, он более заинтересован в успехе.

Таким образом, постановка проблем коэволюции стимулирует не только научный, но и общемировоззренческий поиск. Ориентация на идею коэволюции как на одну из основных составляющих новой парадигмы, формирующейся в современной культуре, дает возможность более четко и системно осознать изменения, происходящие в понимании регулятивов, определяющих характер человеческой деятельности.