Попытка преодолеть разрыв между естественнонаучной культурой и культурой гуманитарной были сделаны Э.Янчем в работе «Самоорганизация природы» (1980). Концепция Э. Янча представляет собой наиболее обобщенную философскую концепцию самоорганизации природы, причем идея самоорганизации и коэволюции в ней тесным образом взаимосвязаны. Термин «коэволюция» был предложен в 1964 г. экологами для обозначения взаимного приспособления видов.
Идея самоорганизации, или диссипативных структур, важна в его концепции для анализа структур консервации информации, объясняющих "спусковой механизм", запускающий переход к новому уровню эволюции. Термодинамика диссипативных структур, развитая И.Пригожиным (Нестерс, Жаботинский) описывает образование упорядоченных структур (их самоорганизацию) за счет рассеяния внешней энергии в окружающую среду. Такой подход позволяет рассматривать и биологические и социальные процессы с точки зрения самоорганизации когерентных систем.
Взаимоотношение изменчивости и устойчивости, понятое как механизм эволюции, получило в работе Янча значение механизма коэволюции - сопряженной эволюции различных процессов и структур, которая развертывается в незамкнутых круговоротах, расширяющихся спирально.
Центральными понятиями эволюционной концепции Янча являются: первичность движения, динамическая память и нарушение симметрии на каждом этапе эволюции.
Включение в эволюционизм диссипативных структур (или самоорганизации) означает, что эволюция трактуется теперь как открытое обучение, детерминированное открытой целью, или как творчество новых форм. Системный эволюционизм Янча основывается на ряде фундаментальных принципов:
1. самотрансцендирование (повторение), творчество и свобода; 2. открытость эволюции; 3. циклическая организация как особенность диссипативных структур и особенно жизни; 4. многообразие систем – от саморегенерирующихся до обладающих ростом. Причем коэволюция преобразует циклическую организацию в спираль. 5. такие ультрациклы являются моделью обучения. Их можно понимать как коэволюцию систем, аккумулирующих опыт.
Янч выделяет следующую последовательность фаз в коэволюции микро- и макрокосма: химическую-биологическую-социобиологическую-экологическую-социокультурную.
Каждая из них характеризуется различными типами акта коммуникации и взаимодействия. Так, в социальных и культурных процессах выражается эволюция саморефлексивного сознания. Эволюция сознания связана с передачей и использованием информации об опыте, корреспондирующейся с контекстом смысла. Эволюция сложных форм жизни и ментальных способностей рассматривается как эволюция эволюции, или метаэволюция. Эволюция человека описывается Янчем как многоуровневая реальность с иерархической структурой.
Итак, мы можем заключить, что идеи и понятия биологического эволюционизма давно стали достоянием общей теории культуры, и давно используются в различных областях научного знания. А коэволюция, т.е. совместное развитие природы и общества, стала областью исследований, которая уже не является только естественнонаучной.
Обычную, широко распространенную точку зрения на отношения культурной и биологической эволюции хорошо выразил американский биолог В. Грант. Он писал: "Культурная эволюция обладает собственной движущей силой, отличной от движущих сил органической эволюции. И культурную эволюцию можно считать совершенно самостоятельным процессом, хотя на практике она взаимодействует с эволюцией органической". Современный человек, по его словам, это "продукт совместного действия органической и культурной эволюции".
Если до недавнего времени биологическая и культурная эволюции считались разделенными во времени (культурная эволюция касается как бы верхнего слоя стратифицированной конституции человека и началась тогда, когда закончилась биологическая эволюция), то в последние десятилетия начало осознаваться взаимодействие между биологической и культурной эволюцией. Прежде всего, отмечено, что в ходе культурной эволюции естественный отбор продолжал действовать и биологическая эволюция не прекращалась.
На следующем этапе эволюционисты стали говорить о непрерывном взаимодействии между биологической и культурной эволюцией, что находит свое выражение в отборе на способность к научению и восприятию культуры. Теперь уже способность к научению связывается не только с размерами мозга, соответственно чему и строилась градация видов, но и сама способность к научению дифференцируется в соответствии с мотивацией, адаптированностью и видоспецифическим поведением.
Способность к использованию орудий и даже их создание (в чем еще недавно антропологи усматривали принципиальное отличие человека от животных) широко распространена в животном мире. Точно так же и преемственность культурных традиций, посредством которых происходит и адаптация к среде, и передача информации от одного поколения к следующему негенетическим путем с помощью импринтинга и подражания, так же наблюдается у многих видов животных.
Следует согласиться с выводом Гранта о том, что "наши нынешние взгляды на культурную эволюцию носят столь же общий характер и столь же туманны, как современные представления о роли естественного отбора в эволюции человека, и, подобно последним, нуждаются в критической проверке". Культурная коэволюция интересовала ученых и философов в разное время и в разных приложениях и формах. Так, еще в начале 20 в. известный русский лингвист-полиглот Поливанов создал теорию социальной эволюции языка. В своих работах Е. Д. Поливанов приходит к выводу, что социальные факторы не могут изменять природу языковых процессов, но от них «зависит решение 1) быть или не быть данного рода языковой эволюции вообще и 2) видоизменение отправных пунктов развития» («О фонетических признаках социально-групповых диалектов и, в частности, русского стандартного языка»). Известный поэт Ю.Тынянов занимался проблемами эволюции литературы, его идеи изложены в статье «О литературной эволюции». Он отмечал, что изучение эволюции литературы должно рассматриваться на фоне доминирующего действия социальных факторов. А сам процесс такой эволюции должен рассматриваться в направлении от конструктивной функции к функции литературной, а от литературной - к речевой.
Ю.М.Лотман отмечал, что «эволюция факторов культуры сложно сочетает в себе повторяющиеся (обратимые) процессы и процессы необратимые, имеющие исторический, т.е. временной характер". Необратимость эволюции культуры он связывал с ролью случайных факторов в истории культуры, что обнаруживается уже в переходе от потенциальной возможности к тексту, как ее реализации, в возможности разнообразных интерпретаций текста, во внутренней его диалогичности, в роли текстов как "пусковых устройств", ускорителей (катализаторов) или замедлителей динамических процессов культуры.
Интересный вариант интерпретации истории культуры и построения теории культуры на основе эволюционизма был предложен русским историком М.К. Петровым. Исходным пунктом для него была идея социальной наследственности, преемственного воспроизведения в смене краткоживущих поколений определенных характеристик, навыков, умений, ориентиров, установок, ролевых наборов, институтов и то, что существуют особые средства и механизмы социальной наследственности.
Основная посылка М.К. Петрова - разрыв между биологическими и социальными процессами: "Там, где начинается культурный тип, начинается область действия какого-то другого, а именно социального кода".
У него социальным геном, ответственным за социальную наследственность, является знак, а знаковая реалия культуры представлена в социокоде. Общение представлено в коммуникации, трансляции и трансмутации, т.е. в порождении нового. Культура и есть социальная наследственность в форме общения. В истории культуры Петров выделяет три типа кодирования (лично-именной, профессионально-именной и обобщенно-понятийный).
Даже не принимая отстаиваемого М.К. Петровым разрыва между биологическими и культурными механизмами наследственности, необходимо отметить, что он впервые обратил внимание на многообразие кодов культуры.
Также и в исторической науке возник подход, основанный на идее экологического вызова и ответа со стороны человека на вызов природы. В этом смысл философии истории А. Тойнби, которая обращает внимание на разнообразие человеческих обществ и связей между ними, и видит в природном (экологическом) вызове один из важнейших факторов и генезиса, и роста, и гибели цивилизаций.
Особого упоминания заслуживает культурнобиологическая концепция этногенеза Л.Н. Гумилева. Он выделил в истории такую природно-географическую единицу, как этнос, сопряженный с определенным ландшафтом. Этнос имеет иерархическую структуру и состоит из соподчиненных субэтнических групп, одновременно занимая одну из позиций в аналогичной структуре биосферы.
Каждый этнос в ходе своей эволюции проходит следующие фазы: - пассионарный подъем, - акматическая фаза, - фаза надлома, - инерционной фаза (фаза цивилизации), - фаза обскурации, - мемориальная фаза и - фаза гомеостаза, разрушающая экосистему и заканчивающаяся гибелью этноса.
Каждой из этих фаз соответствуют собственные особенные культурные и поведенческие императивы, относящиеся к личности и группе: - будь тем, кем тебе положено быть - надо исправить мир, поскольку он плох, - будь таким, как все, и мы хотим быть великими, - будь самим собой и мы устали от великих, - будь таким, как я, и день, да мой! - будь сам собой доволен и помни, как было прекрасно, - забвение и утрата императивов.
Если в философско-исторических концепциях А. Тойнби предметом исследования стали коэволюция природных и социальных систем, то у Л.Н. Гумилева - коэволюция природных и этнических общностей. Однако, понятие «этнос» у Гумилева гораздо глубже, чем просто расширенный аналог народности или нации.
Таким образом, важнейшей особенностью этой концепции является то, что она является плодотворной попыткой объединения этно-биологических и социо-культурных представлений. Пожалуй, на сегодняшний день, это одна из наиболее практически обоснованных культурологических концепций, пытающихся прояснить вопросы возникновения, эволюции и гибели культуры, причем именно с позиций коэволюции.
Даже из такого очень краткого анализа разных взглядов на эволюцию культуры видно, что они весьма разнообразны. Если же еще учесть многообразие дисциплинарных языков науки, языков искусства и литературы (устной и письменной), языков техники и средств массовой коммуникации, то будет понятна вся сложность реализации задачи выявления коэволюции органических и культурных процессов.
До осуществления этой задачи еще далеко. Но можно с уверенностью сказать, что именно идея коэволюции станет в ближайшее время парадигмой не только биологии, но и социальных, и гуманитарных наук, поскольку она задает новый вектор в изучении взаимодействия человека и природы, исследовании бытия человека в мире. Залогом этого являются не только тенденции в эволюционной биологии, но и ряд попыток к осознанию взаимодействия двух эволюционирующих процессов, уже предпринятых в социальных науках.
Если изучение и даже широкое публичное обсуждение проблем биосферы, экологии, коэволюции ориентировано на практику жизни и связано с надеждой на прогресс науки, то идея глобального эволюционизма по сути своей имеет мировоззренческий характер. Та или иная интерпретация этой идеи не может быть проверена экспериментом.
Отлична в этом случае и сама манера мышления. Остановимся лишь на одном моменте - метафоричности языка. Она была в известной мере присуща и В.И.Вернадскому.
В современной литературе показано, что его метафоры были плодотворны, способствовали началу обсуждения важных вопросов. Так, выражение "геологическая сила науки" открывало новые возможности для понимания "геологического мышления", его эволюционного содержания, соотнесения геологических процессов с космическими.
Такие простые вещи приходится говорить только потому, что обсуждение идей глобального эволюционизма сплошь и рядом совершается в каком-то состоянии эйфории.
Метафоры и образы, самые немыслимые подчас гипотезы и предположения вытесняют научные требования серьезного, проверяемого доказательства, основанного на воспроизводимом эксперименте. Они отодвигаются в сторону под давлением общих рассуждений о новизне, смелости представлений о космическом Разуме, космичности жизни, существовании таких универсальных законов развития Вселенной, которые фактически доступны лишь вере, но не знанию.
Зачастую малообразованные, а то и просто невежественные в вопросах естествознания публицисты разжигают у публики интерес к экстрасенсам, якобы проникшим в тайны научного мышления. С экранов телевизоров, страниц газет вещают о человечестве как объекте эксперимента Высшего Разума. Среди "вещающих" особенно на многочисленных конференциях и симпозиумах, немало кандидатов и даже докторов медицинских, биологических, технических наук.
Именно поэтому глубоко тревожит тот факт, что разгулу ненаучных представлений о глобальном эволюционизме, о космизме противостоят, как правило, лишь благостные футурологические мечтания о ноосферогенезе, о грядущей гармонии Человека и Природы, о гуманистичной направленности процесса коэволюции. Реальное место конкретных естественных наук в изучении коэволюции почти не рассматривается.
Засилие предельно широких, общефилософских рассуждений о ноосферогенезе лишь по видимости повышает престиж философии, поскольку при этом игнорируется сложность совмещения философского и конкретного научного знания. Эта сложность несравненно возрастает, если дело касается глобального эволюционизма. Возникает потребность более четко определить содержание того или иного подхода к этим проблемам, его возможностям и пределам.
Как же сегодня объяснить "начало порядка", переход от хаоса к порядку, да и был ли он в "чистом виде" во Вселенной? Если да, то откуда взялась самоорганизация? Абсолютизация посылок о предзаданности не вызывала вопросов только в одном случае - когда признавался Бог как создатель плана строения всех тварей земных.
Если Бога нет, то как быть естествоиспытателю с той "дурной бесконечностью", которая возникает при желании проследить эволюцию самоорганизации? Вот мы и вернулись незаметно из сферы естествознания в сферу философии. Отметим при этом, кстати, что универсализация самоорганизации была предложена естествоиспытателями.
Но очередное изменение картины мира уже никак не обойдется без наук о жизни, и они призваны быть не простыми комментаторами того или иного фундаментального свойства материи. Это во многом относится к междисциплинарному разделу естественных наук – синергетике.
Известно, что понятийный и математический аппарат синергетики используется в молекулярной генетике, поскольку эта область биологии наиболее близка к точным наукам. Львиная же доля биологических дисциплин с синергетикой еще не пересекалась. Пока не оправдалось предвидение Вернадского о включении наук о жизни в картину мира. Ближе к мечте Вернадского и к ожиданиям биологов то "оживление" Космоса, которое содержится в концепции В.П. Казначеева.
Буквальное истолкование "космичности жизни", ее "всюдности" основано на выдвинутой им гипотезе о существовании формы жизни, отличной от белково-нуклеиновой. Эта "полевая", "информационно-энергетическая" форма пронизывает, как полагает ученый не только земную жизнь, но и космические пространства, создавая тем самым единое основание для глобально-эволюционных процессов.
Но мешает принять эту концепцию, во-первых, недостаточная научная ее доказательность и, во-вторых, неправомерное смешение научных и философских срезов проблемы и способов аргументации.
В научном плане синергетика несравненно доказательнее, но она, можно заметить, безжизненна и внечеловечна.
Действительно, человеческое существование встраивается в картину мира так же, как это происходило во времена господства ньютоновского мировоззрения. Сохраняется основная логика "встраивания". Это значит, что если наука доказала универсальность процессов самоорганизации, если это свойство можно считать фундаментальным для всех материальных систем, то человек и созданное им общество могут быть поняты на основе концепции самоорганизации.
Точно так же это звучало и в отношении человека в механической картине мира. Но преуспела ли наука о человеке, увлекаясь аналогиями то с механизмами, то с кибернетическими системами? Безусловно, каждый раз открывались новые возможности в изучении свойств природно-биологического субстрата человека, но даже как природное существо человек "сопротивлялся" абсолютизации роли физикалистских подходов.
Необходимо признать благотворное влияние новых достижений физико-математических наук и их философских обобщений. Во-первых, эти обобщения - еще один удар по механистической картине мира, которая, увы, оказалась удивительно живучей в силу соответствия "здравому смыслу". Во-вторых, выдвижение понятия самоорганизации в качестве основного в идеологии глобального эволюционизма созвучно новым методологическим тенденциям и в биологии и в культурологии, связанным с переосмыслением роли организации. В настоящее же время системно-структурный подход все больше консолидируется с эволюционным, проясняя при этом упущенные эволюционизмом моменты.
Энтропия и информация в эволюции.
По мнению одного из «отцов-основателей» науки Культурологии Лесли Уайта, существует 3 различных процесса в культуре и 3 соответствующих им типа интерпретации в культуре:
- временной процесс. Представляет собой хронологическую последовательность единичных событий, изучение которых есть – история. - формально-функциональный процесс. Выражает явления в структурном и функциональном, т.е. во вневременных аспектах. Это позволяет изучать культуру со стороны структуры и функции. - формально-временной (неповторяющийся) процесс. Подает явления, как временную последовательность форм. Изучение чего представляет собой эволюционизм.
Исторический и эволюционный процессы сходны в том, что оба рассматривают последовательность событий во времени, но различаются тем, что первый имеет дело с единичными, конкретными фактами, а второй – с классами явлений, не зависящими от времени и места. Формально-функциональный и эволюционный процесс сходны в том, что оба затрагивают форму и функциональные связи. Отличие же между ними состоит в том, что эволюционный процесс рассматривает изменения форм и функций во времени, а формально-функциональный – имеет вневременной характер.
Принципиально важным моментом является равноправность каждого из этих принципов, применяемых при изучении культуры. Мы можем заниматься любым из этих подходов, пренебрегая остальными двумя.
Уайт иллюстрирует эти процессы на примере паровоза. В реальной жизни паровоз в каждый момент времени характеризуется пространственно-временными координатами, т.е. существует в пространственно-временном континууме. Мы могли бы рассматривать и интерпретировать паровоз через призму формально-временного процесса, как последовательность-форм-во-времени. Т.е. как возникновение одной формы из другой, предшествующей ей. Это было бы исследование на тему «Эволюция паровоза».
В то же время нас могло бы интересовать не то, как паровоз развивался, а как он устроен и как работает. Какие части его составляют и какие функции они при этом составляют, каковы соотношения между формой корпуса и сопротивлением воздуха, между объемом котла и потерей мощности из-за рассеяния тепла и т.д. Это было бы формально-функциональное (научное)ь исследование.
И, наконец, есть третий подход, относящийся к истории паровоза. Мы могли бы хотеть узнать, когда он был изобретен, где и кем. Где его впервые использовали и в каие регионы он попал впоследствии и т.д.
Таким образом, формально-временной (эволюционный) процесс выражается в том, что обычно называют ростом или развитием культуры. Это процесс, в котором та или иная культурная конфигурация претерпевает изменения во времени, в которых одна форма вырастает из предшествующей и переходит в последующую.
Вполне допустимы и распространены подходы, объединяющие какие-либо из этих процессов при рассмотрении неких явлений. Причем, по мнению Уайта, значительная часть работ в области антропологии и культурологии носит именно такой дуалистический характер.
Подчеркнем еще раз, что в применении к культуре под эволюцией понимается процесс, в котором: 1. элементы культуры не существуют изолированно и вне связи друг с другом, но что они организованы в модели и формы. 2. эти формы меняются со временем.
Являясь автором эволюционного подхода в культуре, Л.Уайт предложил метод, основанный на изучении эволюции культуры в целом с точки зрения использования энергетических сил природы: культура развивается по мере увеличения количества энергии, расходуемой на душу населения в год. Этот подход основан на поиске унифицированной постоянной величины, лежащей в основе всех процессов в природе, включая происходящие в социальной и духовной сфере.
Понятие о величине и превращении энергии описывает любую динамическую систему. Энергия – являлась таким базовым и универсальным понятием в науке того времени (середина 20 в.).
Напомним еще раз, что, согласно Второму закону термодинамики, Вселенная развивается в направлении меньшей упорядоченности, стремясь к более равномерному распределению энергии. Логическим завершением этого процесса является одинаково разреженное состояние, или хаос.
Однако имеется, по крайней мере, одно так называемое «исключение» из этого всеобщего закона. В ходе эволюции живых материальных систем вещество достигает более высоких по сравнению с прежними степенями организации. Это на самом деле не означает исключения из Второго закона термодинамики потому, что существование живых существ весьма кратковременно и заканчивается таким же переходом к хаосу.
Действительно, живые существа развиваются в направлении обратном тому, которое предписано законом возрастания энтропии. Происходит это благодаря тому, что они имеют способность черпать свободную энергию в виде солнечного излучения из окружающей среды и инкорпорировать ее в собственные системы.
Таким образом, все живые организмы суть термодинамические системы, одновременно стремящиеся к более высокому уровню концентрации энергии и организации материи. Для преодоления Второго закона, т.е. для того, чтобы избежать неизбежного перехода к хаосу, т.е. смерти, они вынуждены потреблять, по выражению Шредингера, отрицательную энтропию. Живые организмы «высасывают упорядоченность из окружающей среды» - например, в виде других живых существ. Для этого они сформированы и структурированы как энергоулавливающие системы.
Теоретически деревья и даже рыбы способны жить вечно, и только внешние силы мешают им в этом. Некоторые животные ткани неограниченно долго живут в физиологических растворах.
Итак, биологическую эволюцию можно определить как прогресс в организации энергии, направленный противоположно тому, что происходит в космосе согласно второму закону термодинамики. Животные являются более высокоорганизованными, чем растения, а млекопитающие – чем рептилии, и т.д. Причем, чем выше форма жизни, тем менее выражена тенденция к производству многочисленного потомства. В борьбе за выживание преимущество имеют те организмы, чьи способы и средства улавливания энергии оказываются более эффективными.
Человек использует органы своего тела в процессе приспособления к окружающей среде. Для этого он пытается их усилить и увеличить и создает для этих целей специальные т.н. внетелесные механизмы. Они образуют особую систему, имеющую собственную динамику. Причем, каждое из его явлений есть выражение расходуемой энергии. Именно этот механизм Уайт называет культурой. Иными словами, культура по Уайту – это такая организация энергетических представлений, которая зависит от способности к символизации.
Поэтому принципы и законы термодинамики полностью применимы к культурным системам, точно так же, как и к другим материальным системам. Такой точки зрения придерживались многие значительные ученые в области физики и химии (Нобелевские лауреаты по физике Шредингер и Содди и др.).
Поскольку же для человеческого организма фундаментальным процессом является улавливание и использование свободной энергии, постольку та же функция является основной и для культуры. Аналогично этому, эволюцию культуры можно интерпретировать с точки зрения тех же термодинамических принципов, которые применимы к биологическим системам.
Энергия имеет количественный и качественный, формальный, аспекты. Она измеряется определенными стандартными единицами: эрги калории и т.д. Качественно различают разнообразные формы энергии: ядерную, атомную, молекулярную, звездную, клеточную и многоклеточную, а также культурную.
Культурные системы с разной эффективностью усваивают и используют свободную внешнюю энергию. Сопоставление может осуществлено только на основании некоего удельного показателя, которым является потребление и расход энергии на душу населения в той или иной социальной группе. Кроме того, культура развивается по мере того, как растет отношение не-человеческой энергии к человеческой. Или же, культура развивается по мере того, как растет количество необходимых человеку предметов и услуг, производимых на единицу работы.
Следует также иметь в виду, что каждая культурная система определяется факторами технологии и окружающей среды в той же мере, что и фактором энергии. Так, из этнологии известен факт, что среди первобытных культур земледельческие представляют собой более продвинутые, чем те, которые основаны на охоте, рыболовстве, собирательстве.
Однако, современные тенденции в науке позволяют перейти к рассмотрению более обобщающих понятий в качестве базовых при изучении эволюции культуры.