Часть 08. Становление эволюционизма в естествознании
[
]
15.04.2009, 20:05
Известно, что эволюционный взгляд на природу - заслуга естествознания конца XVIII века. С этого момента в господствовавшей механистической научной картине мира начались преобразования, которые можно обозначить как историзацию науки. Она заключалась в формировании исторического видения природных процессов. Эти преобразования затронули астрономию (небулярная космогония Канта), геологию (униформизм Чарльза Лайеля), но лидером эволюционного естествознания, начиная с XIX века, являлась и является биология. Начиная со второй половины XX века, "стрела времени", по выражению И. Пригожина, проникает в физику. XIX век породил различные эволюционные схемы. В каждой науке сформировался свой эволюционизм - возникли представления о рождении и развитии Вселенной, химических элементов, Земли, биосферы. Только внутри одной науки - биологии родилось несколько эволюционных концепций, наряду с дарвинизмом существовали ламаркизм и номогенез. После этого, именно благодаря дарвинизму биология становится бесспорным лидером эволюционного естествознания. После Дарвина оспаривать идею эволюции вообще стало уже почти невозможно. А дальше на первый план выдвинулись вопросы о причинах, факторах и механизмах эволюции. Чтобы продемонстрировать многоаспектность эволюции известный русский биолог и мыслитель А. А. Любищев выделил и сгруппировал четырнадцать пар антитез. Такой подход весьма ценен методологически, поскольку обращает внимание на многомерность и внутреннюю противоречивость самого явления - эволюция, что рассмотрим чуть дальше. Укажем основные из этих антитез: Эволюция как развертывание задатков (преформизм) и эволюция как развитие с новообразованием (эпигенез). Эволюция как постепенное, непрерывное развитие и эволюция как революционное развитие, скачкообразное, прерывное. Эволюция прогрессивная и эволюция регрессивная. Эволюция на основе случайных мутаций (тихогенез) и эволюция на основе твердых законов формообразования (номогенез). Эволюция на основе внутренних факторов (эндогенез) и эволюция на основе внешних факторов (эктогенез) и другие антитезы. Чем же был дарвинизм в действительности? По мнению ряда методологов науки, дарвинизм был первой формой эволюционного мировоззрения, феноменом социальной психологии, но никак не теорией, основанной на фактах. Признание дарвинизма произошло не с прояснением смысла процессов новообразования, а с приобретением эволюционного видения, с формированием новой научной традиции. А естественный отбор стал не теорией, а постулатом биологии. На самом деле, естественный отбор не только не объяснял эволюцию, но он оказывался беспомощным перед некоторыми фактами эволюции. Так, даже от признаков, полностью препятствующих размножению, популяция избавиться посредством эволюции не может. Они возникают вновь и вновь, как, например, гомосексуализм. Поэтому возражения против отбора как решающего фактора эволюции изначально возникали даже у сторонников дарвиновского эволюционизма. Для преодоления этих трудностей уже в наше время неодарвинистами была разработана т.н. синтетическая теория эволюции. С ее помощью удалось объяснить ряд явлений и фактов. Однако, тем не менее, за бортом синтетической теории эволюции оказались такие явления как то, что называется макроэволюцией,— крупные преобразования органов, возникновение новых категорий признаков, филогенез, происхождение видовых и надвидовых группировок, их вымирание — в общем, то, ради чего создавалась теория эволюции. По-видимому, многое объясняется тем, что эволюционная теория Дарвина, была разработана главным образом для процессов, протекающих в устойчивых условиях. Дарвин не интересовался средовыми кризисами. Сегодня, напротив, они интересуют нас больше, чем что-либо другое, и, кроме того, появилось предположение, что самые важные эволюционные события происходили как раз в кризисных условиях. Проверка этого положения превратилась в первоочередную задачу науки. И, наконец, в свете СТЭ совершенно непонятной осталась эволюция человека. Она или совершенно отрывается от предшествующей биологической эволюции, или искусственно вводится в рамки школьного эволюционизма. Оспаривается также понимание эволюции как случайного по преимуществу процесса. Приведем возражение Л.С. Берга против тихогенеза (эволюции как случайного процесса): "Для осуществления приспособления нужна обычно не одна счастливая вариация, а целая комбинация таковых. Например, если животному, быстро бегающему, например антилопе, необходимо иметь длинные ноги, то, во-первых, одинаковые вариации должны сразу получиться на всех четырех ногах, во-вторых, одновременно с костями в том же направлении должны удлиниться мышцы, сосуды, нервы, перестроиться все ткани. И при том все эти вариации должны быть наследственными. Верить, что такое совпадение случайностей может осуществиться, это значит, верить в чудеса. Такое чудо во всей истории Земли может случиться один раз, а между тем, если прав дарвинизм, вся эволюция должна быть таким перманентным чудом». Таким образом, он пришел к выводу, что новообразования в органических формах происходят вовсе не случайно, а закономерно. Этот вопрос, т.е. вопрос о характере процесса, например, для геологов традиционно был наиболее дискуссионным. Дилемма непрерывности или скачкообразности геологических преобразований со времен Ляйеля и Кювье лежит в основе геологических споров. В биологии же идея скачкообразности начинает обсуждаться особенно интенсивно с начала 20 в. В доказательство такого хода эволюции проводилось множество опытов, подтверждающих существование мутационной, внезапной изменчивости. К сожалению, встав на новый - эволюционный уровень представлений об изменчивости, естествознание осталось на тех же эмпирических позициях. А в этой парадигме эволюция трактуется исключительно статистически. Известно, что статистика понимает всякую эволюцию только как медленный сдвиг значений и, прежде всего, средних значений. Она обычно индифферентна к конкретным механизмам изменений, которые в рамках статистических схем трактуются как случайные. И все-таки во второй половине XX столетия произошла сущностная переориентация эволюционных воззрений или, как говорят, парадигмальный поворот с локального эволюционизма на глобальный. Это изменение настолько глубоко по своей сути, что касалось не только науки, но всей культуры в целом. Готовился этот поворот в культуре с участием и науки и философии не менее столетия. Свой вклад в формирование глобального эволюционизма внесли Г. Спенсер, А. Бергсон, А. Уайтхед, П. Тейяр де Шарден, В. И. Вернадский, Лима де Фариа, Э. Янч и др. Первые попытки умозрительного осмысления эволюции как целостности принадлежат Г. Спенсеру. А. Бергсон с присущей ему выразительностью писал о Г. Спенсере следующее: "Он обещал дать космогоническую систему и создал совсем иное. Его доктрина определенно называется эволюционизмом. Обычный прием методов Спенсера состоит в том, чтобы воссоздать эволюцию из фрагментов того, что уже эволюционировало". Спенсер стремился создать универсальную модель процесса, а на деле все свел к механистической целостности. А. Бергсон, напротив, разуверившись в возможностях науки (механистическое научное мировоззрение как господствующая форма научности в XIX в.), обратился к интуитивному постижению эволюции, которую он понимал, прежде всего, как универсальный способ взаимодействия. Сущность эволюции А. Бергсон усматривал в явлении, обозначенном термином "начальный порыв": "Одно и тоже обращение одного и того же движения создало разом интеллектуальность духа и материальность вещей". Всеобщая эволюция по Бергсону, это не столько множественность "вихрей", сколько поток, увлекаемый "великим дуновением жизни". "Реальность, будет ли это дух, или материя, является перед нами, как вечное становление. Она создается или разрушается, но никогда не является чем-нибудь законченным". Глобальный эволюционизм А. Бергсона - это умозрительное постижение эволюции как универсальной характеристики реальности, формирующейся с участием сознания. "Длительность предполагает сознание. И уже в силу того, что мы приписываем вещам длящееся время, мы вкладываем в глубину их некоторую долю сознания". В философии ХХ в. идея универсальной эволюции проявилась в несколько ином контексте. В творчестве П. Тейяра де Шардена и А. Уайтхеда она высказана не столько как методологическая установка, сколько как основа мировоззрения. Идея А. Бергсона о творческой силе эволюции воплотилась в оригинальной метафизике А. Н. Уайтхеда (начало ХХ в.), получившей название теории организма, и в основе которой лежала идея глобального эволюционизма. А. Уайтхед попытался сомкнуть представления о целостности мира с представлениями о динамичности природы, понимая мир как единый эволюционирующий организм, как поток и целостность одновременно. Это и дает нам основание рассматривать философию А. Уайтхеда как метафизику, основанную на идее глобального эволюционизма. Философию Уайтхеда следует оценить как развитие диалектической традиции в истории мысли. Но диалектика, как известно, может быть весьма разнообразной по форме. Она может быть версией развития духа, или выражаться через межличностные и общественные отношения. У А. Уайтхеда диалектика это сама сущность природы, это ее способ существования, иными словами, это объективная диалектика, в которую погружен субъект. В этом смысле философия процесса сродни метафизике А. Бергсона. Онтология в системе А. Уайтхеда монистична, автор стремится избежать двойственности дуализма в описании бытия. Материя не противостоит сознанию, а субъективное - объективному. Природные реальности - суть "охватывания", происходящие в природе, т.е. события в природе, которые формируются в процессе взаимодействия субъекта и объекта, мир "проговаривает" себя через человека, складывается вместе с человеком. "Итак, - заключает А. Н. Уайтхед, - природа есть структура развертывающихся процессов. Реальность есть процесс". Весьма характерными для онтологии философии организма являются такие понятия как событие, процесс, трактовка которых указывает на тесную связь с современной физикой, с постнеоклассической наукой. С представлениями классической науки о пространстве-времени Уайтхед связывает понятие простого местонахождения - пребывание частицы материи в определенной области пространства в определенный момент времени. Уайтхед утверждал, что среди первичных природных элементов, схватываемых в нашем непосредственном опыте, нет ни одного, который обладал бы этим свойством простого местонахождения. Явление реальности не существует как предуготованное и предзаданное, оно суть "охватывание", проявление конкретного, становления, вещь существует не сама по себе, а с точки зрения "охватывающей унификации", в единстве с пространством-временем не только самой вещи, но и того, кому является. Отвергая понятие простого местонахождения, мы должны допустить, заключает А. Уайтхед, " что в любой области пространства-времени существует как бы наложение бесчисленного множества вещей". Поэтому традиционным мышлением трудно воспринять картину реальности Уайтхеда. Лишь в последние годы наука, которая раньше отмахивалась от трудно объяснимых явлений нашего психического опыта, сейчас стала включать их в свое поле зрения, обозначая как аномальные явления. Философская значимость теории организма - в ее участии в процессе формирования новой метафизики и нового типа мышления. Вклад Уайтхеда в эту теорию состоял в попытке понять человеческий опыт как процесс, принадлежащий природе, как физическое существование. И. Пригожин, отмечая это, подчеркнул, что программа унификации Уайтхеда явилась весьма дерзким замыслом, который привел к отказу от прежней философской традиции, определявшей субъективный опыт в терминах только сознания, мышления и чувственного восприятия. Вместо этого Уайтхед ввел в рассмотрение интерпретации всего физического существования терминов радости, чувства, потребности, аппетита и тоски. Это начинание реализуется в современной физике. Благодаря исследованиям в области синергетики стало возможным говорить о поведении неживых систем, об их памяти и приспосабливаемости. Словом, наука пришла к заключению, что можно рассматривать проблемы физики, экологии, общества и культуры под одним общим углом зрения. Основанием для такой унификации, как верно указал в свое время А. Уайтхед, является одинаковая динамика изменений. Процесс познания у Уайтхеда - это не чисто субъективное творчество. Он пытается уйти от привычного дуализма мышления, противопоставляющего субъекта и объект, внешний мир и субъективность. Субъективность по Уайтхеду есть результат процесса, стало быть, продукт реальности, но вместе с тем и его предпосылка, потому что сама по себе объективность не продуктивна. Чтобы процесс имел начало, чтобы событие состоялось, объективность должна стать "данностью", но "данностью" можно стать только для какого-либо субъекта. Так Уайтхед разрешает антиномию субъективного и объективного. Физический редукционизм утверждает, что человек есть порождение природы и потому его функционирование должно соответствовать законам физического мира. А Уайтхед рассматривает вопрос о единстве человека и природы с другой стороны. Он считает, что все, что есть в человеке, включая его высшие духовные функции, есть и в природе, хотя и не в такой явной форме. Кроме того, картина бытия "очеловечивается" Уайтхедом, когда он пытается найти в жизни Вселенной соединение Мира Ценности и Мира Активности. В творчестве А. Уайтхеда явно прослеживается то, что можно назвать традицией различных воплощений идеи глобального эволюционизма. Это соединение целостности и процессуальности, стремление к снятию дуализма и антиномичности в сфере и онтологии, и гносеологии, включение человека в картину бытия и природный процесс. Подобные черты присущи другим доктринам глобального эволюционизма: П. Тейяра де Шардена и – в наши дни - Э. Янча. Для П. Тейяра де Шардена идея глобального эволюционизма служит, как и для А. Уайтхеда, основой мировоззрения. Тейяр де Шарден создал теорию космогенеза, в которой, следуя самому ходу развития материи, объединил в универсальную историю процессы физической, химической, биологической, психической эволюции материи. В развитии нашей планеты космогенез охватывает геологическую, биологическую стадии и фазу разума - ноосферу. Зарождение жизни и человечества - звенья единой цепи событий. В таком контексте человека нельзя понять вне человечества, человечество - вне жизни, а жизнь - вне Вселенной. Если сравнить варианты глобального подхода в философии Спенсера, Тейяра, Уайтхеда и Бергсона, то общим окажется принцип целостности, универсальности их моделей процесса. Во всех этих теориях эволюция распространяется на все без исключения сферы бытия и связывает их генетически с единым законом функционирования. У Спенсера формула эволюции выражается законом интеграции материи, у Тейяра - подчиняется великому биологическому закону усложнения. Но универсальность не единственный признак тейяровской концепции глобальной эволюции. Важное значение имеет рассмотрение человека, как элемента природного процесса. Такая деталь характерна уже для спенсеровской философии. А у Тейяра де Шардена человек не просто звено эволюции, а ни что иное, как "эволюция, осознавшая саму себя". Спенсер в стремлении обойтись без метафизики обращается к человеку лишь постольку, поскольку это необходимо для осуществления намеченного синтеза. Спенсер неоднократно подчеркивает, что человек у него предстает как продукт цивилизации. В "Основаниях этики" (с.193) сказано: "...Нам предстоит рассмотреть Человека - как продукт эволюции, Общество как продукт эволюции и Нравственность - как продукт эволюции". Особенностью концепции Тейяра является то, что Человек, раз он способен познать эволюцию, ответствен за космогенез. Гуманистичность тейяровской концепции эволюции состоит не только во включенности человека в природный процесс, но также в том, что действие такого фактора, каким является человек, становится целенаправленным и осмысленным. В этом видит Тейяр осознание эволюцией самой себя. Он подчеркивает, что эффективность нового фактора эволюции, способного оказывать как прогрессивное, созидательное, так и разрушительное воздействие на эволюцию, возрастает в ходе цефализации (все большего усложнения нервной системы и головного мозга). Однако остается неясным, какими силами осуществляется процесс цефализации, какую роль играет в этом то, что человек "осознал" эволюцию, что он "ответствен" за нее. Космогенез у Тейяра де Шардена завершается христогенезом: "Мы чувствуем, что через нас проходит волна, которая образовалась не в нас самих. Она пришла к нам издалека, одновременно со светом первых звезд. Она добралась до нас, сотворив все на своем пути". В итоге, глобальный эволюционизм Тейяра де Шардена – это, прежде всего, мировоззрение, причем не столько обосновываемое, сколько провозглашаемое. Поэтому оценка концепции Тейяра как ликующей, но в целом довольно невнятной рапсодии человеку, данная биологом П. Медаваром, кажется вполне справедливой. Таким образом, идея глобального эволюционизма, хотя и получила самостоятельное звучание в философии Г. Спенсера и П. Тейяра де Шардена, А. Бергсона, А. Уайтхеда, не была и не могла быть обоснована на современном им фоне развития естествознания. В этой связи особо следует выделить значимость концепции ноосферы В. И. Вернадского и концепции самоорганизующейся вселенной Э. Янча как современного естественнонаучного осмысления глобального эволюционизма. В. И. Вернадский, рассматривая эволюцию минералов, растягивал "спектр" факторов эволюции очень широко: живое вещество, жизнь как фактор космической эволюции, биосфера, ноосфера - все это участники единого эволюционного процесса. В. И. Вернадский первым среди естествоиспытателей осознал плодотворность идеи универсальной эволюции, развиваемой до него только философами. От умозрительных построений моделей универсальной эволюции философов, например П. Тейяра де Шардена, подход В. И. Вернадского отличается тем, что основывается на эмпирическом материале. Его обобщения это, как правило, результат интеграции эмпирических данных биологии, геологии, геохимии, планетной космогонии и ряда других наук. Характерной особенностью творчества В. И. Вернадского, которая, собственно, и позволяет говорить о том, что ученый понимает развитие как естественноисторический, глобальный и закономерный процесс, является осуществляемый им интегральный подход к анализу ряда проблем. Например, явления жизни исследуются В. И. Вернадским на уровне не только биологических характеристик, но и за их пределами. В работе "Живое вещество", которая представляет собой композицию рукописей, написанных в 20-х годах, жизнь рассматривается им не как отдельное, самостоятельное явление, не в ее внутренней сложности, а функционально и в связи с внешними процессами неживой природы. В частности, жизнь рассматривается как фактор геологической эволюции. В. И. Вернадский первым показал, что живое вещество является необходимым звеном в цепи минеральных процессов в земной коре, в истории всех химических элементов. Он выдвинул несколько тезисов, которые не только для того времени, но и сегодня не укладываются в привычные представления. Так, основываясь на предыдущем тезисе, живое как необходимое звено геологической эволюции, а так же на данных спектрометрии небесных тел, метеорного состава, говорящих о сходстве химического состава планет, метеоритов, астероидов, В. И. Вернадский приходит к выводу, что живое вещество не уникальное явление нашей планеты, а, скорее, планетное явление. "Жизнь, - писал В. И. Вернадский, - не является случайным явлением в мировой эволюции, но тесно с ней связанным следствием". В. И. Вернадский предложил совершенно новый подход к явлению жизни, понимая живое в системном единстве с небиологическим, проводя идею универсальной взаимосвязи, целостности эволюции природы. Целостность эволюции рассматривалась В. И. Вернадским именно как системное единство, что подтверждается учением о биосфере, ноосфере как уровнях, иерархиях целостности. Благодаря такому подходу, В. И. Вернадскому удалось рассмотреть феномен жизни не только в связи с "нижними" звеньями процесса, но и проследить течение жизни "вверх". В результате чего, по его мнению, эволюция биосферы переходит в эволюцию ноосферы - сферы разума. В отношении понятия "ноосфера" у В. И. Вернадского были предшественники. Это автор концепции космогенеза П. Тейяр де Шарден и Э. Ле Руа (1927). Однако в отличие от них, В. И. Вернадский подошел к учению о ноосфере, насыщая его естественноисторическим содержанием. В. И. Вернадский развивал представление о ноосфере не столько на основе умозрительных разработок П. Тейяра де Шардена и Э. Ле Руа, сколько на основе проведенных им самим биогеохимических исследований. И в создаваемую им картину универсальной эволюции природы через учение о ноосфере включается человек. Это вторая особенность естественнонаучного подхода В. И. Вернадского. Итак, этот подход основан на: 1. идее универсальной взаимосвязи, всеобщности развития, и 2. включении человека как необходимого звена и фактора единого природного процесса. Уточняя свое понимание сущности жизни, В. И. Вернадский указывает, что жизнь прекращается не с уничтожением какого-нибудь вещества, а с разрушением определенной структуры, организации. Эта идея нашла отражение в современной науке, где жизнь определяется как экологическое равновесие. Эволюционная термодинамика описывает живое как диссипативную структуру - неравновесную систему, поддерживающую устойчивое состояние за счет обмена энергией со средой. Это еще один пример подтверждения и развития идей, высказанных великим естествоиспытателем. Отвечая на вопрос о возможности всеобщего, универсального процесса развития, В. И. Вернадский обращается к вопросу о сходстве между явлениями жизни и целым рядом разнообразных физических явлений. В настоящее время законы формообразования изучаются общей теорией систем, а общность законов самоорганизации – является предметом эволюционной термодинамики. Критика. Содержание понятия "биосфера" у Вернадского постоянно коррелирует с определенным контекстом. В одном случае это - естественно-научное знание, тогда как во другом, когда человек выступает не просто как живое, но и как социальное существо, наделенное разумом, творчеством и целеполаганием, контекстом может быть некое интеллектуальное образование, стремящееся к воссоединению разнокачественного знания о природе и об обществе. Правда, такого воссоединения естественных и гуманитарных наук еще не достигнуто. Да пока и не ясно, возможно ли оно вообще. Вообще смешение различных контекстов, различных подходов было присуще Вернадскому. Именно этим можно объяснить такое противоречие: с одной стороны, им отрицалась способность биосферы к эволюции, а с другой - она, безусловно, признавалась, коли, став ноосферой - включив в себя цивилизацию, биосфера, особенно в ХХ в., открывает новую эру существования человечества, эру гармонии человека и природы. В его противоречивых суждениях присутствует апелляция то к биомассе биосферы, то к "геологической силе науки", т.е. совершается подмена одного понимания биосферы ("естественное тело") другим (единство природы и цивилизации, коэволюция). Нельзя оставить без внимания в этом плане и так называемые "законы биосферы", которые некритично восприняты современными авторами. Два основных биогеохимических принципа существования биосферы, сформулированные Вернадским, утверждают возрастание биогеохимической энергии и выживание тех организмов, которые обладают большим ее запасом. Эти принципы дают представление о том биогеохимическом подходе к изучению биосферы, который был наиболее близок Вернадскому как натуралисту, как создателю новой науки - биогеохимии. Но этот подход не является универсальным и исчерпывающим даже в том случае, если биосфера рассматривается как "естественное тело". Но даже если разъяснить смысл биогеохимической энергии, то останется неясным, как эта "энергия" учитывается в анализе единства и многообразия живых организмов, путей их эволюции, приспособления и целесообразности, формы и функции, уровней организации и т.д. К биогеохимическим принципам Вернадского, представленным в качестве "законов биосферы", возникают многочисленные вопросы. Так, совершенно не ясно, каково естественнонаучное содержание утверждения Вернадского о том, что биогеохимическая энергия "стремится к увеличению". Что обуславливает это "стремление", какие именно структуры и процессы наделены этим "стремлением", как и чем его измерить? То же - с выживанием организмов, наделенных большей биогеохимической энергией. Каков механизм этого выживания, даже если представить себе рациональную картину биогеохимической "неравноценности" организмов? Во всем этом звучат телеологические мотивы, весьма опасные для эволюционизма. В данном случае эти соблазны сопровождаются допущением возможности редуцировать эволюционный процесс к его биогеохимическому уровню. Так и получается, если "законы биосферы" исследовать исключительно с позиций биогеохимического подхода, не оговорив, что он - один из многих. Тем не менее, как считает акад. Н.Н. Моисеев, "учение о ноосфере выходит далеко за пределы естествознания, оно представляется основой для синтеза естественных и общественных наук". Каковы трудности и проблемы этого синтеза? По мнению Н.Н. Моисеева, идеология, способная преодолеть традиционный разрыв двух культур; естественнонаучной и гуманитарной, заключена в представлении о едином мировом процессе самоорганизации.