Часть 2. Помнящая культура. "Горячая" и "холодная" память
[
]
15.04.2009, 18:29
Помнящая культура.
Понятие «искусства запоминания» глубоко укоренено в европейской культурной традиции. А его создателем считается греческий поэт Симонид, живший в VI в. до н.э. У римлян оно стало одной из пяти частей риторики и уже от них перешло в Средневековье и Возрождение.
Искусство запоминания обращено к отдельному человеку и снабжает его приемами, помогающими развить память. Т.е. речь идет о совершенствовании индивидуальной способности. В случае же «помнящей культуры» речь идет, напротив, об общественном понятии. А именно, о выполнении социального обязательства и обращена к группе. Здесь ставится вопрос: «Что нам нельзя забыть?».
Как искусство запоминания относится к области обучения, так помнящая культура относится к области планов и надежд, т.е. выстраиванию смысловых и временных горизонтов социума. Помнящая культура основывается на обращенности к прошлому. А прошлое, в свою очередь, возникает, благодаря тому, что к нему обращаются. Иными словами, оно должно осознаваться, как прошлое.
Для этого необходимы два условия:
1. должны иметься свидетельства прошлого, т.е. оно не должно исчезать полностью; 2. эти свидетельства должны обладать характерными отличиями от «сегодня».
Радикальное, можно сказать, исходное переживание, связанное с возникновением прошлого, несет смерть. Именно ощущение абсолютного, невозвратного конца связано в сознании с прошлым.
Между памятью человека о своей жизни и воспоминаниями его потомков о ней после его смерти лежит та самая разница, которая впоследствии выявляет специфический культурный элемент коллективной памяти. Здесь речь идет о волевом коллективном акте «оживления», желанию сохранить его силой воспоминания как члена общности, взять его с собой в настоящее и будущее.
Такое явление не укладывается в рамки того, что мы называем Традицией. То, что о мертвых помнят является культурной работой и сознательным обращением к прошлому. Эти элементы образуют то, что называется помнящей культурой и выделяют ее из потока традиции.
Автор этого понятия (20-е гг. прошлого века) французский социолог Морис Хальбвакс, раскрывший суть его в своих трех книгах, написанных им в 20-30 гг. Центральный тезис – это социальная обусловленность памяти. Индивид, воспитанный в полном одиночестве, не имел бы памяти. Т.е. она возникает лишь в процессе его социализации, поскольку она сформирована коллективом. Сами коллективы, разумеется, не обладают памятью, но обуславливают память своих членов. Другими словами, индивидуальная память создается в каждой отдельной личности, благодаря ее участию в процессах коммуникации.
Если последняя прекращается, либо изменяются рамки коммуникативной реальности, то наступает забвение.
Подразумевается, что нет памяти, способной удержать прошлое, как таковое. От прошлого остается только то, что общество в ту или иную эпоху способно воссоздать в своих референциальных рамках. Хальбвакс показывал это на примере святых мест христианства в Палестине. А именно, христианская топография представляет собой чистую фикцию. Святые места увековечивают не факты, подтвержденные свидетелями той эпохи, а положения веры, закрепленные в них задним числом около 100 г н.э.
Интересно, что поначалу центр тяжести воспоминаний был связан с деятельностью Христа в Галилее, но затем, с выходом на сцену Павла, он переместился в Иерусалим. Произошло это по-видимому потому, что в богословской перспективе жизнь Иисуса Христа воссоздается по-новому, исходя из страстей и воскресения как ее основных событий. Новой идеей со времен Никейского собора становится идея искупления грехов мира жертвенной смертью вочеловечившегося бога.
Именно она становится фигурой воспоминания как история Страстей. Эта новая память должны найти конкретное воплощение в системе опорных знаков. Таковыми становятся церкви, часовни, мемориальные доски и проч.
Итак, память занимается воссозданием, реорганизуя прошлое в контекстных рамках движущегося вперед настоящего. Точно так же и новое может выступать только в форме воссозданного прошлого. Это не значит, что общество, приняв новые идеи, заменяет ими свое прошлое. В этом случае оно принимает прошлое иных групп, нежели ранее. Хальбвакс: в этом смысле нет общественной идеи, которая не была бы одновременно воспоминанием общества.
Поэтому коллективная память действует в обоих направлениях: как в прошлое, так и в будущее.
Интересен взгляд Хальбвакса на науку историю. Для него история действует прямо противоположно коллективной памяти. Действие коллективной памяти состоит в том, что она стремится сохранить образ группы и потому затушевывает всяческие изменения. История же имеет дело только с измненениями, поскольку историческим фактом считается только то, в чем проявляется изменение как процесс или результат.
Отношение памяти и истории по Хальбваксу – отношение последовательности. Там, где прошлое уже не помнится и распадается традиция, начинается история.
Итак, заслугой Хальбвакса является установление связи памяти и группы – коллективной памяти. Он смог показать. Как неразрывно связаны и взаимообусловлены групповая память и групповая идентичность.
Коммуникативная память
Коммуникативная память охватывает воспоминания, которые связаны с недавним прошлым. Т.е. это те воспоминания, которые человек разделяет со своими современниками. Типичный случай – память поколения. Когда носители ее умирают, она уступает место новой памяти. Эти рамки воспоминания, заданные для каждого личным и коммуникативным опытом, соответствуют 3-4 поколениям в Библии, которые, например, должны искупать вину.
Еще в Риме существовало понятие saeculum , под которым понимался срок, в течение которого умирал последний представитель поколения, т.е. носитель его специфической памяти. Согласно Тациту, этот критический порог составляет 40 лет, максимальный срок – 80. Так и современные исторические исследования показывают, что и в письменных обществах живая память охватывает не более 80 лет. Далее начинается официальная традиция.
Речь таким образом, идет о двух модусах воспоминания. Различия между клммуникативной и культурной памятью:
1. Культурная память направлена на фиксированные моменты в прошлом. Для нее важна не фактическая, а воссозданная в воспоминании история. Можно даже говорить о преобразовании истории в миф, если понимать миф, как обосновывающую историю. Т.е. миф объясняет настоящее из его происхождения. В этом смысле культурной памяти присуще нечто сакральное. Фигуры воспоминания приобретают религиозный смысл и воскрешение их в памяти часто происходит в виде праздника. Видно, что коллективная идентичность имеет торжественный, неповседневный характер.
2. Культурная память всегда имеет своих особых носителей. Это – шаманы, барды, жрецы, учителя, писатели и художники, ученые и т.д. Они всегда занимают несколько более высокое социальное положение. Так, брахманы стоят в иерархии даже выше, чем кшатрии – знать, к которой принадлежали цари.
3.В противоположность коммуникативной памяти, культурная память не распространяется сама собою, а нуждается в постоянной работе.
4. Культурная память всегда окружена более или менее строго охраняемыми границами. Так, например, в древнем Китае классической эпохи необходимо было сдавать специальный экзамен, или обладать знанием французского языка в Европе XVIII в. Некоторые группы не допускались к ней никогда. Например, женщины в Др. Греции или в эпоху расцвета бюргерства в Германии – низшие слои населения.
«Горячая» и «холодная» память
По мнению Ницше – по своему природному устройству человек предназначен для того, чтобы забывать, а не запоминать. Поэтому объяснения требует сам факт вспоминания. Такая постановка вопроса неизбежно ведет к Леви-Строссу, его знаменитому различению «горячей» и «холодной» памяти.
Холодные общества по Леви-Строссу – это такие, которые стремятся с помощью специально созданных институтов уничтожить влияние исторических фактов на их устойчивость и равновесие. При этом холод не является исходным состоянием культуры, его нужно создать. Холодные структуры живут не в забвении чего-то, что помнят «горячие» культуры, а в другой памяти. Это его несомненное положительное качество.
Напротив, Горячие общества характеризуются горячей потребностью к изменениям. Они пытаются превратить историю в движущую силу своего развития.
Таким образом, для Леви-Стросса холодное и горячее означают идеально-типические полюса процесса цивилизации, который с необходимостью ведет от холодного к горячему.
Можно попробовать расширить эти понятия, опираясь на следующие два наблюдения:
1. существуют общества, отчаянно сопротивляющиеся вторжению истории. Например, древний Египет и современный нам СССР. Отчетливо видно, что сопротивление истории служит другому сохранению памяти о прошлом. Поэтому гораздо продуктивнее понимать горячее и холодное как опции культуры. 2. в обществе или культуре можно различать и горячие, и холодные элементы. Они не обязательно должны быть целиком одинаковыми.
Тогда на службе холодной опции будут стоять успокаивающие, замораживающие изменения элементы. И смысл, который здесь помнится, лежит в повторяющемся, регулярном, а не в необычном и уникальном. Напротив, для опции горячей памяти характерно возбуждающее вспоминание уникального и особенного, а также перелома и изменения. Причем изменение может происходить в обе стороны – и к росту, и к деградации и разложению.
Сильным возбуждающим элементом для воспоминания служит наличие центральной власти. Классический пример – полинезийские династии вождей с их генеалогиями в 22 поколения, а также египетские и шумерские списки правления. Т.е. власть, несомненно, нуждается в происхождении. Кроме того, власти необходимо, чтобы о ней помнили и в будущем – через памятники и документы. Иными словами: власть легитимируется ретроспективно и увековечивается перспективно.
По Леви-Строссу власть ( в смысле политически организованного неравенства) порождает «горячее» общество. Но в этом смысле вернее было бы говорить об альянсе «власть-забвение». Всегда были и есть такие формы власти, которые всеми доступными средствами, через контроль над коммуникацией и техническими достижениями так же отчаянно сопротивляются вторжению истории, как и Леви-Строссовы «холодные общества». Вспомним Оруэлла «1984»: «История остановилась. Есть лишь вечное настоящее, в котором партия всегда права».